| Die fröhliche Wissenschaft Friedrich Wilhelm Nietzsche (1881) | |||
| Downloading books is available only for authorized users | |||
| Downloading books is available only for authorized users | |||
| The Joyful Wisdom ("La Gaya Scienza") | Веселая наука | ||
| 1. | 1 | ||
| Perhaps more than one preface would be necessary for this book; and after all it might still be doubtful whether any one could be brought nearer to the _experiences_ in it by means of prefaces, without having himself experienced something similar. It seems to be written in the language of the thawing-wind: there is wantonness, restlessness, contradiction and April-weather in it; so that one is as constantly reminded of the proximity of winter as of the _victory_ over it: the victory which is coming, which must come, which has perhaps already come.... Gratitude continually flows forth, as if the most unexpected thing had happened, the gratitude of a convalescent—for _convalescence_ was this most unexpected thing. "Joyful Wisdom": that implies the Saturnalia of a spirit which has patiently withstood a long, frightful pressure—patiently, strenuously, impassionately, without submitting, but without hope—and which is now suddenly o'erpowered with hope, the hope of health, the _intoxication_ of convalescence. What wonder that much that is unreasonable and foolish thereby comes to light: much wanton tenderness expended even on problems which have a prickly hide, and are not therefore fit to be fondled and allured. The whole book is really nothing but a revel after long privation and impotence: the frolicking of returning energy, of newly awakened belief in a to-morrow and after-to-morrow; of sudden sentience and prescience of a future, of near adventures, of seas open once more, and aims once more permitted and believed in. And what was now all behind me! This track of desert, exhaustion, unbelief, and frigidity in the midst of youth, this advent of grey hairs at the wrong time, this tyranny of pain, surpassed, however, by the tyranny of pride which repudiated the _consequences_ of pain—and consequences are comforts,—this radical isolation, as defence against the contempt of mankind become morbidly clairvoyant, this restriction upon principle to all that is bitter, sharp, and painful in knowledge, as prescribed by the _disgust_ which had gradually resulted from imprudent spiritual diet and pampering—it is called Romanticism,—oh, who could realise all those feelings of mine! He, however, who could do so would certainly forgive me everything, and more than a little folly, boisterousness and "Joyful Wisdom"—for example, the handful of songs which are given along with the book on this occasion,—songs in which a poet makes merry over all poets in a way not easily pardoned.—Alas, it is not only on the poets and their fine "lyrical sentiments" that this reconvalescent must vent his malignity: who knows what kind of victim he seeks, what kind of monster of material for parody will allure him ere long? _Incipit tragœdia_, it is said at the conclusion of this seriously frivolous book; let people be on their guard! Something or other extraordinarily bad and wicked announces itself: _incipit parodia_, there is no doubt... | Эта книга требует, вероятно, нескольких предисловий, но и тогда нельзя быть уверенным в том, что все эти предисловия могут хоть как-то облегчить понимание тех мыслей, чувств, которые вложены в нее, если человек сам не пережил нечто похожее. Она словно написана языком весеннего ветра: в ней есть высокомерие, беспокойство, противоречия, апрельская тревожность, когда все еще напоминает о близости зимы, но в то же время уже чудятся предвестники победы над зимой, победы, которая уже не за горами, она придет, непременно придет, а может быть, уже пришла… Нескончаемы благодарственные излияния, как будто только что произошло нечто совершенно неожиданное, благодарность выздоравливающего – ибо именно выздоровление и было той ошеломляющей неожиданностью. «Веселая наука»: это сатурналии духа, который терпеливо переносил невыносимо долгий гнет, – терпеливо, строго, хладнокровно, не сдаваясь, но и не лелея больших надежд, – и вот теперь в мгновенье ока преобразился, почувствовав прилив надежды, надежды на окончательное выздоровление, почувствовав пьянящий вкус выздоровления. И нет ничего удивительного в том, что тут встречаются какие-нибудь сумасбродные проделки и милые дурачества, ибо много здесь и шаловливой нежности, которая достается даже тем проблемам, которые не любят близко подпускать к себе и ощетинившись встречают любую попытку приласкать и приручить их. Вся эта книга и есть не что иное, как веселое развлечение после долгого воздержания, бессилия, ликование возвращающейся силы, очнувшейся ото сна веры в завтра и послезавтра, острого чувства будущего, предчувствия его, предчувствия грядущих приключений, и распахивающихся морских просторов, и новых целей, которые теперь дозволены, в которые теперь снова можно верить. А сколько всего у меня позади – эта жизнь как в пустыне, изнеможение, неверие, оцепенение в расцвете юношеских сил, эта противоестественная преждевременная дряхлость, эта тирания боли и еще более жестокая тирания гордости, которая восстала против непременных спутников боли – против утешений, – это радикальное одиночество как средство самозащиты от мизантропии, превратившейся в нечто болезненно-пророческое, эта исключительная сконцентрированность на всем том, что есть в познании горького, терпкого, причиняющего боль, как того требует настоящее отвращение, берущее свое начало в той неосмотрительной духовной диете и изнеженности, именуемой обыкновенно романтикой, – о, кто мог бы еще вынести такое! Но если бы нашелся такой человек, он сумел бы увидеть в этой книге не только озорные глупости, проказы шутника, «веселую науку», он оценил бы по достоинству, к примеру, ту горстку песен, что на сей раз предпосланы этой книге, – песен, в которых поэт безбожно потешается над поэтами. Ах, не только на поэтов и их прекрасные «лирические чувства» этот воскресший из праха вития должен излить свою злость: кто знает, какие жертвы ищет он себе, какая чудовищная пародия созреет в скором времени в его воображении? «Incipit tragaedia» [1], – говорится в конце этой озабоченно-беззаботной книги: но надо держать ухо востро! Намечается нечто из ряда вон скверное и злое: incipit parodia [2] concordia discors, в этом нет никакого сомнения… [1] Трагедия начинается (лат.). [2] Пародия начинается (лат.). | ||
| Next chapter | |||